Начальство его любило, чего не скажешь о товарищах по училищу. Причиной были те самые свойства, за которые его так любило начальство, ибо не мог он совместить безмерную преданность букве устава, положенную им в основание карьеры, и внимание к ближнему своему. В 1920 году вышли воспоминания одного из его тогдашних товарищей, Владимира Посторонкина. Правда, их нельзя принимать безоговорочно. Посторонкин после Октября эмигрировал из России, был убежденным противником советской власти, а Тухачевский был воплощением победоносного шествия большевизма по земле. Так что надо учитывать, что это свидетельство врага. И все же…
«Дисциплинированный и преданный требованиям службы, Тухачевский был скоро замечен своим начальством, но, к сожалению, не пользуется любовью своих товарищей, чему виной является он сам, сторонится сослуживцев и ни с кем не сближается, ограничиваясь лишь служебными, чисто официальными отношениями. Сразу, с первых же шагов, Тухачевский занимает положение, которое изобличает его страстное стремление быть фельдфебелем роты или портупей-юнкером… Великолепный строевик, стрелок и инструктор, Тухачевский тянулся к „карьере“, он с течением времени становился слепо преданным службе, фанатиком в достижении одной цели, поставленной им себе как руководящий принцип: достигнуть максимума служебной карьеры, хотя бы для этого принципа пришлось рискнуть, поставить максимум-ставку».
«Властный и самолюбивый, холодный и уравновешенный» – так говорит о Тухачевском Посторонкин, да и многие другие, соприкасавшиеся с ним на поле, очерченном уставом. Горячий, страстный, увлекающийся, невероятно обаятельный, нежно любящий свою семью и этой семьей любимый – таким видели его за ограждением этого поля. Ну, и как все это совместить?
В воспоминаниях Посторонкина проскальзывает один момент, очень важный для понимания натуры Михаила Тухачевского, – случай, после которого он стал портупей-юнкером. «На одном из тактических учений… будучи назначенным часовым в сторожевое охранение, он по какому-то недоразумению не был сменен и, забытый, остался на своем посту. Он простоял на посту сверх срока более часа и не пожелал смениться по приказанию, переданному ему посланным юнкером. Он был сменен самим ротным командиром, который поставил его на пост сторожевого охранения 2-й роты. На все это потребовалось еще некоторое время. О Тухачевском сразу заговорили, ставили в пример его понимание обязанностей по службе и внутреннее понимание им духа уставов, на которых зиждилась эта самая служба».
Это, конечно, еще игра. Но в военной службе вообще игровой момент силен, как нигде, – от того, что эти игры ведутся на поле, сплошь залитом кровью, они не теряют своей сущности. И Тухачевский всегда, всю жизнь соблюдал эти правила, даже тогда, когда этого не требовалось, и даже тогда, когда это возбранялось. Но, еще раз повторим, он был так же извилист, как ствол ружья.
Иной раз игры были жестокими. Тот же Посторонкин пишет:
«…Все сторонились его, боялись и твердо знали, что в случае какой-нибудь оплошности ждать пощады нельзя… С младшим курсом фельдфебель Тухачевский обращался совершенно деспотически: он наказывал самой высшей мерой взыскания за малейший проступок новичков, только что вступивших в службу и еще не свыкшихся с создавшейся служебной обстановкой и не втянувшихся в училищную жизнь… Обладая большими дисциплинарными правами, он полной мерой и в изобилии раздавал взыскания, никогда не входя в рассмотрение мотивов, побудивших то или иное упущение по службе». Как считали злые языки, его службистское рвение стало причиной двух увольнений и трех самоубийств.
И, что не менее важно, в училище он так же запоем читает, но теперь это уже другие книги – военные. В Академию Генерального штаба, о которой Михаил мечтает, он так и не попадет, но когда судьба бросит его, имеющего полгода боевого опыта, на генеральскую должность – справится не хуже прочих. Учился он всегда: и в бесконечных разговорах в плену, и позже, когда в его штабном вагоне рядом с картами лежали неизменные книги по военному искусству.
…Первой своей цели Тухачевский достиг. Для успешного начала надо было попасть в гвардию – и он, закончив училище первым по баллам, попал в гвардию, стал подпоручиком знаменитого Семеновского полка (кстати, в этом же полку служили и его предки-офицеры). Его ждала блестящая служба в столичном гарнизоне, если бы не дата выпуска, который состоялся 12 июля 1914 года.
Уже 1 августа их полк был брошен в бой. В первом же бою под фольварком Викмундово рота, в которой он служил, отличилась: преследуя врага, они прорвались через реку по горящему мосту. Оба офицера, бывших на этом мосту, получили награды: командир роты – орден Св. Георгия 4-й степени, Тухачевский, как младший офицер, – Св. Владимира 4-й степени. Награда в первом же бою – о чем еще мечтать! Впрочем, Тухачевский был не слишком-то доволен, считая, что тоже заслужил Георгия – как вспоминали потом товарищи по службе, огорчен он был до слез, в прямом смысле…
…И тут опять споры. В 1918 году Тухачевский в автобиографии упомянул, что имеет пять орденов. Почему-то все, кто пишет о нем, упорно ему в этом отказывают – не вписывается в образ, что ли? Уже почти официально считается, что орден у него один, остальные он себе приписал для карьеры. И наконец, произошло то, что и должно было произойти – петербургский журналист Юлия Кантор решила выяснить этот вопрос там, где такие вопросы выяснять положено. В Российском военно-историческом архиве сохранился послужной список Тухачевского. Да, так и есть – пять орденов и представление к шестому.
«Даже лаконичное описание в штабных документах подвигов Михаила Тухачевского читается как панегирик. Орден Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом – за то, что, „переправившись 26 сентября 1914 года на противоположный берег реки Вислы, нашел и сообщил место батареи неприятеля у костела и определил их окопы. На основании этих сведений наша артиллерия привела к молчанию неприятельскую батарею“. С 4 по 15 октября полк воевал в Ивангородской области: за бой 10–13 октября под Ивангородом Тухачевский удостоен ордена Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. С 16 октября по 30 ноября – семеновцы брошены в бои под Краковом, и подпоручик Тухачевский „зарабатывает“ орден Св. Анны 4-й степени с надписью „За храбрость“ – за бой 3–5 ноября под Посадом „Скала“. Таким образом, график боев точно совпадает с перечнем боевых заслуг. Упоминание еще об одной награде – ордене Св. Анны 2-й степени с мечами содержится в „списке офицеров лейб-гвардии Семеновского полка по старшинству в чинах“ за 1917 год. В этом документе получение награды датировано 1915 годом. Наградной лист свидетельствует „о высочайшем утверждении пожалования командующим 9-й армии… ордена Анны 2-й степени… за боевые отличия, отлично-усердную службу и труды, понесенные во время военных действий“. Для подпоручика получить такой орден – событие почти невозможное. По существовавшей тогда практике на него могли рассчитывать чины не ниже капитана».
Просим простить за длинную цитату, но с этим вопросом надо разобраться. Ясно, почему большинство тех, кто пишет о Тухачевском, считают, что четыре из пяти орденов он себе приписал – такой послужной список не выглядит правдоподобным. Пять орденов за полгода службы! Но теперь с этим все ясно, ведь так?
Ведет он себя на фронте так же, как и в училище: серьезный, сухой в общении, несколько отстраненный от всех – впрочем, ничего недостойного за ним никто не заметил. «Бросалась в глаза его сосредоточенность, подтянутость, – вспоминал один из его однополчан. – В нем постоянно чувствовалось внутреннее напряжение, обостренный интерес к окружающему». В наше время этот комплекс свойств называется «пассионарностью».
…И вдруг все кончилось. В феврале 1915 года в тяжелом ночном бою он попадает в плен. Вместо побед, чинов и наград – лагерь, вынужденное безделье и жестокое разочарование.
Узнав, что Михаил в плену, в семье не сомневались, что он очень скоро убежит. Однако не все оказалось так просто. Если составлять хронику его пребывания в плену, то в ней будут сплошные побеги и конфликты с администрацией лагерей, побеги и конфликты.